Спасибо.

Шли недели и ничего не менялось. Силы ко мне не возвращались, я была всё так же хрупка, как и раньше, никто не пришел за мной и я было подумала, что Игорь ошибся и все наладится. Мы заживем спокойной, счастливой жизнью и никто не будет мешать. Бывали дни, когда я открывала глаза лишь благодаря этой мысли, ведь я не поправлялась. Напротив, мне становилось хуже. Мать Игоря приезжала осмотреть меня и сказала, что полностью восстановиться я уже не смогу, но до такой степени с моей болезнью дойти не должно было. Просто должна была истончиться кожа и я потеряла бы вес. Немного, всего пару килограммов. Но не тринадцать же! Теперь каждый раз, когда мне было холодно, то можно было слышать легкий стук. Костей. На это было страшно смотреть. Я не могла встать и Игорю приходилось сидеть рядом все свое свободное время. Конечно же его очень угнетало мое состояние и теперь с каждой неудачной попыткой самостоятельно встать, боль в его глазах становилась все сильнее. Я нарочно улыбалась, когда хотелось кричать изо всех сил. Я не могла еще больше мучить его. Мы оба были на пределе. Несколько раз он предлагал мне поехать в больницу, но я отказывалась. Я боялась, что там и останусь, на этот раз. Но все же этот день настал. Утром, когда я завтракала, то попросила Игоря помочь мне достать фотографии с верхней полки. Я настояла, чтобы он только держал стул. Мне все же хотелось нормальной жизни, я просто должна была почувствовать, что значит стоять на своих двоих. Вы не представляете, каково то чувство, когда ты ощущаешь фактуру пола под своими пальцами. Эта радость, буквально стоила мне жизни. Когда я доставала альбом, то подскользнулась и упала. Видимо потеряла сознание. Не помню ровным счетом ничего до того, как очнулась в реанимации. Малейшая шалость и слабость привела к таким разрушительным последствиям. Куча трубок, пищащих приборов, капельниц. Там я пролежала примерно четыре дня с момента, когда проснулась. Но меня радовало одно. Когда в палату вошла медсестра и сказала, что раз уж я быстро поправляюсь, то меня сегодня переведут в отделение реабилитации, она дала мне ее. Книгу. Гамлета. Того самого, которого у меня отбирали тогда. И когда я спросила, где она его взяла, медсестра сказала: "Он сидит там. Две недели. Уже четыре дня, что ты очнулась он не дает мне нормально дежурить и то и дело просит пустить сюда. Когда я спросила, что могу сделать, то он попросил отдать тебе Гамлета, когда тебе можно будет читать." Мысли нахлынули на меня так, что я сама их толком разобрать не смогла, но одну я запомню надолго: "Спасибо."