Личный дневник интроверта

Я закрываю проект. У меня слишком мало свободного времени, чтобы продолжать писать свою историю. Спасибо всем читателям.

Находясь в купе, я лежала на полке и думала. Монолог с собой, с детства был моим любимым развлечением. Я закрывалась в комнате, садилась в самый дальний угол и говорила. Я могла сидеть часами и болтать обо всем. И сейчас почти ничего не изменилось. Я лежу и говорю. Поезд тронулся несколько минут назад и пустое купе уже успело наполнится теплым воздухом. Уютная атмосфера, создаваемая этим воздухом, горячим чаем и воспоминаниями о детстве помогала расслабиться и забыться. Я думала о бесчисленном количестве масок, которые имею. Сколько людей обманываю изо дня в день, да и чего греха таить, это мой единственный правдивый блог. В целом, я тону во лжи уже не первый год и привыкла ко всему, но было ощущение, что это конец. Мне казалось, что врать дальше просто бессмысленно. Я не могу скрывать правду от каждого, кто подходил слишком близко. Наверное вам показалось, что сейчас я открою великую тайну, которую я похоронила в своём сердце... Тайну одиночества и лжи... Нет, мне попросту нечего рассказывать. Могу сказать, что тайна у меня только одна, хотя за тайну я это и не считаю. Дело в том, что я не простой человек. Мои изъяны и недостатки в характере, воспитании, нелюдимости и ненависти ко всему, полностью окупают мои таланты, каких бесчисленное количество. Меткость в стрельбе со ста метров(нестандартным оружием. Традиционно, все стреляли из нарезного ружья, а мне во время пристрелки оружия пригляделась старенькая Беретта.), нестандартное мышление, талант к написанию художественной и научной литературы (это проявлялось еще с детства: я смотрела телевизор и составляла список самых популярных программ, среди разных категорий людей.), рисование, раньше я также была очень развита физически и в моих силах было вынести толстую деревянную дверь одной лишь ногой... Но я боюсь боли других людей. Я ее чувствую. Это не банальная боязнь крови или ран, когда я вижу, слышу или чувствую что-то связанное со страданиями, не важно душевными или физическими, мне становится хуже, чем человеку, который это испытывает. Это невозможно описать. Просто боль сквозь всё тело и невыносимое желание уничтожить человека, неспособного совладать с собственными чувствами. Я довольно противоречива, а всё по тому, что в придачу к чувству боли во мне бесчисленное количество жестокости, ненависти и желания убивать. В обычное время пассивного отдыха, я вполне способна контролировать свой гнев, но раньше, стоило разозлить меня, то вкупе с развитой мускулатурой и отсутствием тормозов, из меня выходила отличная машина для убийств. Во время смешивания обидчика с асфальтом, я не чувствовала ничего, кроме сладостного чувства победы и адреналина, бегущего по моим венам. Но после избиения, когда я приходила в себя, на меня то и дело пыталась нахлынуть дикая боль, пульсирующая у виска. Это приносило немалый вред моей психике. Я медленно, но уверенно сходила с ума. Сами посудите: только что, вам приносило удовольствие разбивать оппоненту нос, ломать палец за пальцем, а минуту спустя вы уже сгораете изнутри от боли, которую чувствует избитый вами человек. Нормальный бы слетел с катушек уже после двадцатой драки, но не я. Я долгое время училась отключать чувство боли. Я пыталась не замечать его, отвлекать себя всем, чем только могла, но помогло самое банальное, что вообще может помочь в обучении отключению чувств. Сладости. Не зря в рекламе часто говорят: "Шоколадки спасут мир!". И правда, мой мир спасли.

Я долго лежала и думала. Думала обо всем, что было со мной дома. Тем утром мне не особо хотелось куда-либо идти и я решила побыть до вечера в номере, а потом прогуляться. Оставшись в четырех стенах, свободу сегодняшнего дня угнетало прошлое. В комнате было холодно и я включила камин. Мне было интересно чем же он сейчас занимается? О чем думает? Где находится? И в чем причина отъезда? Неопределенность намерений меня немного раздражала. Из-за этих мыслей я меняла планы каждую секунду. В конце концов я собрала вещи, взяла ключ и отдала его девушке, что уже давно стучалась в комнату с намерением убрать поскорей. Поблагодарив администратора и отдав деньги за номер я вышла на улицу. Был густой туман и я уж отчаялась найти вокзал, но после часа блужданий я наткнулась на похожее здание и, о чудо, это оказался именно он. Из Карлсфельда поезд шел до приграничного городка Пассау, находившийся в 160 км от Мюнхена. Бавария была прекрасна. Уют этого места завлекал меня и я решила, что неделя в таком городе отвлечет от мыслей о доме. Потом покинув Германию надеюсь увидеть Австрию, а пока надо бы узнать когда поезд отправляется. На пути к кассе ко мне пристал маленький мальчик. Он громко кричал, что хочет к маме. Я не люблю детей и желания реагировать на всплеск подростковых эмоций совершенно не знакомого мне ребенка у меня не было. Я притворилась, что ничего не слышу, в конце концов, я не единственная в этом зале ожидания и кто-нибудь, кому не всё равно, поможет этому мальчишке. И да, сказать, что я не люблю детей - это ничего не сказать. Между ребенком и экстравертом можно смело поставить знак равенства. Оба этих вида абсолютно энергичны, обожают общаться и делают это невпопад, безо всякого повода, меня утруждает общаться в целом, не то что без особой на то причины... Не в обиду экстравертам, но общение с обоими представителями меня несколько затрудняет. Да и отвращение к бесполезности детей у меня давно. Конечно, не мне об этом говорить, ведь все мы, время от времени, бываем бесполезны, но дети, в целом, не делают ровным счетом ничего. Бездействие... Как же оно мне нужно. Пусть и ненадолго, но я должна позволить себе ничего не делать. Пожалуй, задержусь в Пассау подольше.

Проснувшись рано утром, я едва ли вспомнила, где нахожусь и что вчера делала. Я долго сидела в темноте, глядя в окно. Я человек, для которого уединение жизненно необходимо. Я не могу без него, как другие не могут без воды и пищи. Каждый день без одиночества отнимает у меня силу. Я не горжусь своим одиночеством, но я от него зависима. Темнота в комнате была для меня, как свет солнца или глоток воздуха. Вот что я осознала, оставшись совсем одна посреди целого мира. Вы, наверное, не знаете, что когда ты никому не нужен, то чувствуешь неимоверную свободу и отсутствие страха. Я не боюсь потерять все. Мне нечего терять. Все что у меня есть это моя жизнь, гитара за спиной и пару сотен евро в кармане. Прилив сил и понимание своей неуязвимости. С потрясающим настроением я встала, почистила зубы, оделась и пошла бродить по округе с гитарой в руках. Я планировала остаться в Карлсфельде еще на несколько дней. Город был очень красив и я быстро нашла главную площадь. Возле фонтана, несмотря на время, а тогда было около шести утра, собралось много детей и их матерей. Странно, но мне вдруг захотелось спеть старую польскую песню о крыльях. Присев на край фонтана, я заиграла до боли знакомую и любимую мелодию, на которую сбежались дети и с радостными возгласами стали подтанцовывать в такт музыке. Их матери встретили меня более холодным приемом, будто своим взглядом пытались сказать: "Чем бы дитё не тешилось, лишь бы не плакало, это не твоя заслуга, все любят музыку, не думай, что ты им понравилась." Это так и читалось с их возмущенных лиц. Меня не особо терзало их мнение о моей музыке, я лишь напевала куплеты один за другим, играла мелодию и получала удовольствие. Так прошла большая часть дня и к двум часам я решила вернуться в номер. Мне нужно было продумать куда отправиться дальше...

Не было ничего, что способно было успокоить меня тогда. Я говорила много и быстро, но это казалось нервным или истерическим. Я просила сменить тему, но что-то волновало Максима в моем рассказе и он будто специально выводил меня к самой сути, к причине по которой я здесь. В итоге я призналась, что предала родного человека, а когда он отвернулся от меня, я просто сбежала. Это было невыразимо, то что творилось у него в глазах. Ни презрения, ни отвращения, никаких отрицательный чувств, он жалел меня. Когда меня жалели, мне хотелось убивать. Неужели я такая слабая и беспомощная? Неужели меня нельзя любить и уважать, а только жалеть? Но сейчас злиться нельзя, если просто сменить тему, то все образуется. Верно? Надеюсь... Макс еще минут 15 доказывал, что все хорошо и что я могу жить здесь сколько хочу и возвращаться не надо, но я уже жалела, что приехала. Потом мы еще немного поговорили и я пошла спать. Мне было до жути одиноко. Хотелось провалиться сквозь землю, не существовать. Последний человек, что был способен поддержать меня сдулся на самом элементарном - жалости. В ту ночь я поняла, что должна делать. Мать оставила мне гору денег и сказала, чтобы я нашла занятие по душе. Ну что же, возможно это не такая уж и плохая идея. Странствовать. В одиночестве. Сама себе противоречу. Я с детства мазохистка и когда мне больно, я просто упиваюсь этой болью. Наслаждаюсь каждой минутой моральной пытки. Знаете где ад? У вас в голове. Он всегда там был и будет, пока существуют люди. И даже в человеческом счастье есть что-то горькое и грустное. Я всегда пользовалась этими фразами, когда боль становилась невыносимой. Вы хоть представляете, что такое 18 лет одиночества? Нет. Меня учили, что одиночество - самое надежное средство от предательств и дружбы. Да-да, средство от дружбы. Когда дети выростают, то понимают, что дружба - иллюзия и существует лишь взаимовыгода. Всем что-нибудь нужно друг от друга и мы используем окружающих ради своей выгоды. В этом и заключается игра общества в дружбу и любовь. Сейчас в меня полетят тапки и такие фразы как: "раз ты так говоришь, значит никогда не любила". Это не так. Попробуйте сами себе признаться, без обмана, согласны ли вы пойти куда угодно и делать что угодно по первому пожеланию любимого и безвозмездно? Многие ответят отрицательно. Оно и верно, ведь так устроен человек. Я, напротив, усовершенственная модель циничного члена общества. Мне абсолютно наплевать на чувства окружающих и я не завишу от их мнений. Завтра я уйду из дома брата. Я разочарована. Все меня жалеют и это унижает меня, мне не нужна жалость и сострадание. Теперь я просто путешественница. Зарабатывать на фотографиях и игре на гитаре весело. Я пару раз проводила маленькие концерты на улице. Было вполне сносно, не считая огромного количества народа. Мне нравилось. С этими мыслями я и уснула, а на следующее утро взяла сумку, оставила записку и ушла гулять по Германии. Я планировала покинуть город к полудню, а до ближайшей деревеньки Карлсфельд было три часа пешим шагом. Неплохо для первого дня. Найду какой-нибудь кабак, а там и поужинаю. И пройдя такой длинный путь мне показалось, что я избрала неплохую жизнь, ведь пока я шла мне удалось заснять потрясающие виды. Остановившись в придорожной забегаловке мне удалось узнать, что в этом заведении есть номера на втором этаже, где я, собственно, и решила остановиться на ближайшие пару дней...

Моему потрясению не было предела, когда я сошла с поезда и вышла на центральную площадь перед вокзалом. Такие красоты раньше доводилось встречать только в фильмах. Бесконечные развилки маленьких улиц и дома, которые поражали не только своими размерами, а и формами. Готика и классицизм. Впервые вижу такое поразительное смешение стилей. Гуляя по улочкам Мюнхена я поневоле забывала о цели приезда. Я должна была быть в центре на Либигштрассе к полудню. Все что я выяснила о теперешней жизни брата это только то что на Либигштрассе находится магазинчик при жилом доме где он работает. Точнее он им владеет. Ничего больше я узнать не смогла. И продолжая любоваться красотой фасадов, я медленно, но уверенно продвигалась к центру Мюнхена. В некотором роде мне стало не по себе, когда я добралась до Либигштрассе. Вместо представленного мной, по рассказу друзей, маленького и уютного магазинчика я застала не менее уютный, но более угрожающий по размерам супермаркет, длинною в четверть улицы. Теперь гораздо труднее его найти. Ну и ладно, сейчас мне все равно нечем заняться, а я так хотела увидеть Максима. Мне все равно что делать и где искать. Я прекрасно знаю 4 иностранных языка и немецкий в их числе. С легкостью найдя администратора мне стоило только спросить как найти хозяина и о чудо, он на месте. Далее начиналось самое непредсказуемое. Я вошла под предлогом о личном разговоре. Он сначала не узнал меня, а когда я заговорила по-русски и показала старый и потрепанный том с повестями Гоголя вспомнил обо мне. В тот день мы много говорили, говорили обо всем. Я рассказывала о старом доме и о школе, а он о том как смог утроиться после смерти дяди (я не упоминала, что он переехал к своему дяде в Мюнхен, когда мать посчитала его присутствие рядом со мной лишним), как открыл маленькую лавку на деньги с наследства, а потом расширился до супермаркета. Максим с радостью разрешил мне остаться у него, ведь квартира большая и уютная. Он сказал, что сделает перерыв в управлении магазином и оставит заместителя, чтобы показать мне город. Мы болтали без умолку, ярко жестикулируя и крича на весь проспект. Непрерывная русская речь пугала прохожих, а некоторые люди, смеясь, фотографировали задорную рыжеволосую девчёнку в метр пятьдесят и парня, который выглядел сдержанным и деловым, а по сути поддался искушению прогуливать работу и беззаботно хохотать со своей рыжеволосой спутницей. Это больше походило на уличное представление, чем на прогулку до дома, но таки добравшись до пункта назначения и заварив отличного кофе он невзначай заговорил о нашей матери и о выпуске. Меня словно молния ударила и тут же прошел мороз по коже. Год, что я провела как в аду, вдруг пронеслись перед глазами. Все те бесконечные дни в больнице, одиночество в пустой квартире, утерянный человек, предательство матери, пол года депрессии и то как мать завуалированно выгнала меня из города... Слезы навернулись на глаза. Немыслимо длинная пауза и миллион последовавших за ней вопросов. Из-за того, что мне уже давно пора бы выговориться, я рассказала о том, что на душе. Тот неистовый трепет невозможно было заглушить, будто всё, что произошло за этот год внезапно рвалось наружу и принимало не очень приятную форму...

Тогда я всё-таки решила убежать. Для начала решила податься в Мюнхен. Я говорила, что живых родственников, кроме матери, у меня нет, но это не так. У меня был один родной человек, которого я очень любила. Мой брат. О нем я почти ничего не помню, лишь обрывки из дырявой детской памяти. Добрая матушка отослала его подальше от меня в раннем детстве и думала, что я его забыла. Я только притворялась и никогда не заводила о нем разговор, а теперь может стать по старому. Из того что я помню лишь то, как мы вдвоем лежали посреди огромной игровой комнаты и он читал мне повести Гоголя. Никогда не забуду "Ночь перед рождеством". Скорей всего он не изменился. Только говорит теперь по-немецки.
Путь был не малый, 1300 километров и 19 часов. Но мне было легко, я чувствовала отпущение, чувствовала, что скоро все наладится и будет хорошо. Может быть я и лгала себе ради успокоения и мне тогда было спокойно, но я не жалею. Ни о чем. Ни о том, что согласилась уехать, ни о том, что отправилась в Мюнхен, ни о чём. Поддавшись магической лжи и спокойствию я села на свою полку в поезде и достала книгу. Коротать время своим обычным способом так напоминало о старых временах. Хотелось вернуться, хотя даже тогда всё не было идеально, но из двух зол...

Как я уже говорила: кафе закрыли, его мать уволена, ничего напоминающего о нем, будто ничего вовсе не было.
Я не могу смириться с тем, что они просто уехали. Я искала, спрашивала, была в милиции, друзья и друзья друзей молчат. Больно осознавать, но единственные люди, которые поддерживали меня попросту исчезли. Тот день рождения я провела одна в пустой квартире.
Затем шли месяцы... Я окончила школу и решила никуда не поступать. Апатия и полное равнодушие ко всему. Пустая квартира, музыка (в частности я слушала "Нервы" в то время), заливалась кофе за компьютером. Через пол года такого бессмысленного существования пришла та, что разрушила мою жизнь - мать. Она принесла завещание какого-то старого дедушки по папиной линии. Я не слышала того бреда. Мне будто отписали золотые горы и поля с пшеницей и соей. Бред, она все у меня отобрала. Нашла бы способ присвоить себе и это без моего участия. Но она по "доброте душевной" решила озолотить меня. Сам факт настораживал. Сказала, что я уже спокойно могу распоряжаться своей жизнью и свободой и вольна идти куда вздумается. Дожили, родная мать посылает дочку скитаться. Я вдруг решила согласиться. Давно мечтала путешествовать. Через 3 месяца моя доля перешла на карточку, но часть я забрала наличными. Мать настояла на банковской системе, чтобы где бы я не была могла снять деньги. Ну замечательно, теперь она притворяется заботливой. Я лишь взяла старый список стран, которые хочу посетить и отдала ей на оформление виз. И пока она добрая этим можно воспользоваться. Достав свой любимый кожаный рюкзак я закидывала нужные вещи и деньги. Сумка готова и даже если завтра меня попросят освободить помещение я могу идти куда пожелаю. Идеально...

Вернувшись домой я рухнула на диван. Дорога оказалась поистине тяжелой и утомительной, но я наконец дома и мне нужно просто отдохнуть часок. А пока я без сил валяюсь посреди квартиры стоило бы хорошенько придумать то самое оправдание, которое бы звучало убедительно.
"Прошу прощенья, я хотела лишь развеяться и подумать наедине. Ты ведь помнишь, раньше я вела исключительно одинокий образ жизни и мне некоторым образом понадобился спасательный глоток этого самого одиночества. Я не должна была себя так вести и говорить эти ужасные вещи, еще раз прошу меня простить." - я слишком официально размышляла. Используя весь свой арсенал литературщины я только покажу своё холодное отношение к произошедшему, но по-другому я не умела. Мне было обидно, что в некотором роде, зря читала все те бесчисленные книги и поэмы. Не найдя другого решения проблемы я решила рассказать все как есть. Не врать. Всю жизнь прячась за масками персонажей и примеряя холодное равнодушие делу не поможешь. Я виновата. Очень виновата. Скажу правду, извинюсь и, черт возьми, положусь на удачу. Утешая себя мыслями о истинном лице я спокойно пошла на наше обычное место встречи. Вот в чем я была уверенна, так это в том кафе. Нигде больше я не могла его разыскать. Придя в заветное местечко я не верила в происходящее. Как могли его закрыть?! КАК?! Невероятно. Видимо теперь ничего не остается, как только позвонить. Абонент-не абонент. Это уже странно было. Я решила сходить к его маме, которая в той самой больнице работала, ибо адреса съемной квартиры я не знала. По моему прибытию в приёмное отделение я уже вовсе перестала верить происходящему...

На следующий день, когда я приехала в новую квартиру я обнаружила, что холодильник заполнен. Видимо мать предугадала мой переезд сюда. Главное, что через два месяца я смогу вернуться домой и все объяснить Игорю. Скоро мама, одержимая мыслью о несметном богатстве пылу поубавит и догадается, что загнать дочку в угол было ошибкой. Надеюсь, что догадается. Просто я тут долго не протяну.
Я изо дня в день просыпалась с мыслью о том, что скоро вернусь. Я подумала, что даже если она не угомонится, то скажу, мол, приехала под предлогом дня рождения. Одной праздновать негоже.

Через два месяца я закинула сумку на плече и со всех ног побежала к автостанции. Успешно доехав до середины пути я опешила. 108 пропущенных. За последнюю неделю я брала телефон в руки лишь раз. И то чтобы время посмотреть. Странно, как я могла не слышать. Все пропущенные, конечно же, от Игоря. Кто бы сомневался, что он будет меня искать даже после всего, что я ему наговорила. Мне снова стало ужасно жаль его. Я не могла сказать ему правду, но это не оправдание...