Blue Grey Dream

была ли я нормальным ребенком?
я очень любила свой яркий оранжевый горшок (без цветка он смотрелся лучше, цветок был сразу оторван, анархия и беспредел!), первое слово у меня было "ДАЙ", я любила рассматривать кисины уши, ключики, и очень, очень любила биться головой обо всё, что можно, а обо что нельзя, поднимала повыше и билась уже оттуда, а потом писала своё имя вообще везде, где только влезет и не влезет, куда не влезало - впихивала только одну буковку. таскала за хвост плюшевую белую кошку, которая была раза в два больше меня, а потом как-то уменьшилась, но за хвост ее таскать не прекратили. фотографии для слабаков, пока срабатывает затвор надо умудриться заплакать, отвернуться, пригнуться, побежать, а еще лучше - упасть, расшибить нос (и удариться головой, естественно), испачкаться от пяток до макушки или измазать чем-нибудь лицо. а еще лучше сделать это всё сразу.
выходить на улицу со скандалом и "не хочу!", уходить с улицы со скандалом и "не хочу!!".
и еще чуть-чуть падать и задавать тонну вопросов.

да, я была хорошим, странненьким ребенком.
в пределах нормы.

—Давай я буду тебя любить, а ты будешь класть на все это хуй?
—Как сейчас?
—Да.

Оледенелые, почти синие, пальцы по напряженным струнам.
Вдох на два такта, на третий – выдох.
Спокойствие не приходит с сумасшедшими дорогами и риском. Спокойствие не приходит в постоянной гонке по нервам и силам, что остались. Спокойствие не приходит в кровавых кошмарах и путницах одинаковых вселенных. Спокойствие не приходит с грязными танцами на столе, под водку и сигаретный дым. Спокойствие не приходит в чужих объятиях и хмуром небе на утро в незнакомой квартире. Спокойствие не приходит в тёмных коридорах и глубоких колодцах.

Спокойствие.

Оно придёт только с ледяным холодом чёрной воды, когда тебя свернёт, выдавит воздух из лёгких до последнего вздоха, когда тебя разорвёт, растворит, растащит.
Спокойствие придёт лишь тогда, когда ты соберёшь себя снова. Из воспоминаний, зыбких целей, миражных надежд, из того что осталось, что было.
Может тогда, только тогда, ты обретёшь спокойствие. Когда умрёшь и возродишься опять.

Никакого огня, дыма и пепла.
Только вода, холод и лёд.

знаете, что самое страшное? для меня.
дать надежду, проблеск и всё забрать в один момент.
болезненной белой вспышкой в непроглядной темноте и больно, почти невыносимо щёлкнув по каким-то внутренним моралям и устоям, сбить с ног и… растоптать окончательно.
оставшись липким шепотом, цепкими кошмарами, судорожной, спазматической дрожью.

месть ли это или…?

это даже не похоже на издевательство. вскрыть, начать настраивать, как капризный инструмент и бросить, недовольно выдавив сквозь зубы «сложно».
больнее бушующего огня может быть только обжигающий холод, когда ты стекленеешь, ощущая только биение своего сердца, трепещущего и её живого. и на губах только «нет, это не может быть правдой».

может, именно такой вкус у предательства.

на какое-то чёртово мгновение показалось, что всё наладилось, исправилось.
нет.
показалось.
просто мне так хотелось, чтоб оно было правдой, настолько нестерпимо, что крах ожиданий оказался невыносим.
слова, поступки.
всё это.
в воздух, в пространство. они ничего не значат.
и я ничего не могу поделать.
я чаще ощущаю разъедающую пустоту, чаще хочу свернуть и пойти в другую сторону, не возвращаться, уйти как можно дальше.
не потому, что я не справлюсь, а потому, что это никому не нужно. наверное, даже мне.
знаете, иногда жизнь сравнивают с коридором, в котором множество дверей, какой-то выбор, будто бы он есть, чёрт возьми.
сейчас мой коридор даже без окон, в который я могу выйти. никакого просвета.
никаких изменений.
всё - иллюзия.

некоторые люди отдали бы многое, чтоб найти свою любовь. или хотя бы почувствовать её на своей шкуре. свою - чужую, не важно.
а некоторые люди, некоторые мои люди, в единственном числе, жадно дорвавшись до чувств, моих чувств, рычат мне в ухо: "мало. больше. дай больше. всю себя. мне мало духовной связки, мало любви духовной. я хочу, чтоб ты любила моё тело. можешь даже забыть про душу. не можешь? тогда я найду того, кто сможет."

вот такая вот любовь.

вчера мы расстались. не дождавшись чётной отмечаемой даты, перешагнувшей бы полугодовой рубеж. не много, но мне хватило за те 3 года общения и этих шести месяцев.
как я себя чувствую, спрашивает она сегодня. и правда. как? мне очень холодно и больно. будто в меня выстрелили дробью, раскроили, распотрошили и сняли шкуру.
она сравнивала меня с прекрасным, но холодным морем, я её с опаляющим и ярким огнём.
сейчас моё море превратилось в пустыню. ледяную, бездушную и бескрайнюю. сплошной ледяной ад.
она просит остаться друзьями, просит просто убрать статус "отношений", говорит, что любит и ничего не изменится. ни-че-го. только теперь мы не принадлежим друг другу.
знаете, что изменится? я никогда больше не смогу сказать ей, что люблю. всем сердцем, всей душой, до дрожи, до целого мира. это будет разъедать меня изнутри мечтами, глупыми грёзами, душить невысказанным, глушить неуслышанным, ослеплять несуществующими образами. пока от меня не останется оболочка, бесчувственная и выеденная.

Ты – Крапивинский мальчик.
Честный и тонкий, навзрыд.
По страницам книги бежит
Твой путь: из Москвы в Нальчик

Запомни меня таким:
Удалым. Развёселым.
Лихим.

Помните жертв Норд-Оста
да детей Беслана, Чечни.
Тех, что глядят серьезно
Со своей гробовой доски.

Слышен вой от земли, небо сколется
Будде, Иесусу и Сатане
До земли, читай, матери клонятся:
Лишь бы сын вернулся ко мне.

Не вернулись. Лишь тучей кровавой
Затемняется нынче заря.
И заглавием с могильного ската:
Мамочка, милая, помни меня!

"- Что ты делал перед философией?
- дрочил" (с)
вот так и я сдаю экзамены судя по всему.

"я вообще ничего не понимаю.
вы вечно сретесь.
а ты делаешь подарки."
неужели это и есть эпиграф к нашим с ней отношениям? я с ней теряю голову, готова на всё, ради неё. я хочу быть рядом.
но не хочу быть обузой.
не уверена, чего я на самом деле хочу.
быть рядом? влиять? быть частью, а не приложением?
в любом случае. нас периодически любят не так, как нам бы того хотелось.
а я ещё и делаю не то, и получаю не ту реакцию, которую жажду. потому, что я не центр. я и не должна быть центром.
я не имею права на некоторые вещи. не потому, что мне кто-то запрещает, а потому, что эта функция заблокирована, кажется. её просто нет.
никакой пощады. никакой жалости. внутренний свет должен быть сильнее стержня. у меня нет поддержки или опоры, как нет её у свай, поддерживающих пирс, наверное, нас так же много, но друг друга мы всё равно не ощущаем, каждой кажется, что она делает гораздо больше, чем все остальные.
стоит ли мой свет того, чтоб я была всего лишь его тенью?
я не знаю. наверное, я просто глупая влюблённая дурочка.