Кладбище книг

Olivia


А Бог играет в РПГ, творя из ребер персонажей,
И даже если выйдет «гэ», ну кто Ему хоть слово скажет?
В настройках уровень «кошмар» и невозможность сохраниться,
Здесь нет ни суперсил, ни чар и часто морды, а не лица.

И квесты глючат иногда, бессмертных нет — иначе скучно,
Таится в сундуках беда, а радость роздана поштучно
Успевшим уровень пройти и уцелеть в кровавой рубке,
Узлом завязаны пути, отрава щедро льется в кубки.

И нет читов в Его игре — они для личных только целей,
Здоровье персов на нуле, в морях полно и скал, и мелей.
Баланс летит ко всем чертям — так веселее, право слово!
Собрав сюжеты по частям, Он кликнет лаунчер по новой.

Нет увлекательней игры — Бог знает толк в подобных штуках,
Он создавал не раз миры и наблюдал, как, корчась в муках,
Там погибали НПС, но кучки пикселей не жалко,
Важнее — квестовый прогресс, ну а расходники — на свалку.


Так Бог играет в РПГ. Наш Бог играет в РПГ.
Играет в мега-РПГ
веками.
Так Бог играет в РПГ. Наш Бог играет в РПГ.
Играет
нами.





http://ficbook.net/authors/Olivia

Известие о смерти отца застает Джада в тяжелый момент: он потерял работу и переживает измену жены.
Теперь ему предстоит провести траурную неделю вместе с ближайшими родственниками, а общение с ними — всегда испытание.
То, что Фоксманы собрались по печальному поводу, не мешает им упражняться в остроумии, попадать в нелепейшие ситуации и выяснять отношения.
За семь дней представления героя о жизни и себе самом кардинально изменятся, а близкие преподнесут ему и друг другу немало сюрпризов.



— Ты пьян.
— А ты — скотина. Мы что, так и будем стоять и констатировать факты?


В сущности, мы никогда и ни с кем не делимся своими мыслями, мы делимся лишь отфильтрованными, обеззараженными, разбавленными водицей растворами этих мыслей, их сладенькими голливудскими экранизациями, предназначенными для детей от тринадцати и старше


Похоронить человека — значит проявить к нему самую бескорыстную доброту и уважение, ведь «спасибо» он тебе уже не скажет

Книга Натаниэля – основного Врага рода человеческого – в доступной и популярной форме не несёт совершенно ничего полезного. Не предназначена для широкого круга читателей. Но попутно разъясняет, что в Начале было отнюдь не Слово. А Логическое Умопостроение. Им же, кстати, всё и закончится.

– А почему Ты не любишь магов и чародеев?… – спросил он.
Господь помолчал немного.
– Кролики. – сказал Он. – Они достают кроликов из шляпы. И ведь его там не было, это всегда видно. Это неправильно. Кролики и так быстро появляются. Где они были со своей шляпой? Я бы не возился…



– Не знаю, – сказал Сатана, – не слушал никогда. Может, привычка. Говорить нечего, а привычка осталась. Вы, люди, все – сплошная речь. Диалоги, монологи. Описания природы.
Иуда встал с колен. Ему стало трудно дышать.
– Если мы речь, ты тогда кто?… – спросил он.
– Я, – вздохнул Натаниэль, снял очки и пристально посмотрел на Иуду, – сила, которая вечно хочет как лучше, и вечно делает как всегда.


Стюард посмотрел.
– Ваша монограмма, Ваше Высочество.
– "Г"?! Моя монограмма – "Г"?!…
– Но Вы же…
Гамлет соскочил с постели и вырвал у слуги колет.
– Я же вижу, – сказал он, разглядывая вышивку, – большая серебряная буква "Г". С загогулинками. Это не монограмма.
– Но Вы же…
– Я похож на гэ?… Я это не надену!

Я пишу тебе в день похорон
Слишком солнечно, ветрено слишком
Словно древний угрюмый Харон
Уподобился в чем-то мальчишкам.

Ни к чему был отточенный кол
Из дрожащей от злости осины.
Я хотел, потому и ушел.
Я ослаб, потому что был сильным.

Мне не нужно ни шпаги, ни пуль
Для того, чтоб рассыпаться прахом.
И серебряной ниточки пульс
Лишь любовь оборвет одним взмахом.

Меловые кресты на дверях
Чтоб уже никогда не вернуться.
Я пишу тебе , слыша твой страх,
Что ты больше не сможешь проснуться.

Это просто - еще один раз
Встретить смерть в окончательной фразе.
И серебряных ласковых глаз
Не бояться, сгорая в экстазе.

Моим пеплом осыплют камыш
И приречный осот. И текуча
Станет бывшая жизнь. Ты молчишь.
Ты не веришь в божественный случай.

Это право твое. А мое -
Быть убитым любовью твоею.
Как вонзалось святое копье
В беззащитно-греховную шею!

У тебя еще будет герой
Из легенд и забытых пророчеств.
Я пишу тебе в день похорон
Своих собственных. Спи. Доброй ночи.

Смерть ловит рыбу. Веселится на вечеринке. Напивается в трактире. А все обязанности Мрачного Жнеца сваливаются на хрупкие плечи его ученика. Но делать нечего: берем косу, прыгаем на белую лошадь Бинки — и вперед!


— Знаю, знаю, — махнул рукой Лезек, — просто у него не только руки, но и все остальное растет из задницы.


Внезапно Мора резанула по сердцу некая ужасная мысль: а ведь Смерть, должно быть, самое одинокое существо во всей Вселенной. На великой вечеринке Вселенной он все время проводит на кухне.

Эрленд Лу — популярный норвежский писатель, сценарист, режиссер театра и кино, лауреат ряда литературных премий. Роман «Наивно. Супер» —самая известная его книга, написанная от лица тридцатилетнего героя, переживающего «кризис середины жизни», — переведен уже на дюжину языков и везде, в том числе и в России, встречен с восторгом. Эта обаятельная и иронично-сдержанная вещь сродни хорошей примитивной, «наивной» живописи — на первый взгляд просто и смешно, всмотришься — умно и трогательно, и детали, при общей кажущейся простоте, выписаны точно и мастерски.




Особенно хорошо, что взрослому можно сколько угодно ездить в лифте и никому не придёт в голову задаваться вопросом, по какому праву ты здесь находишься. Никто не заподозрил меня в том, что я просто катаюсь в лифте. С виду я такой же, как все.




Перед уходом она меня обняла. Сейчас, задним числом, мне кажется, что это был почти что поцелуй. Вероятно, она меня просто обняла. Но, может быть, это был скорее поцелуй.





Надо бы сделать перспективу доступным лекарством, которое можно купить за деньги и вводить внутривенно.

Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.

Отобрала сегодня у уличного кота детеныша воробья(воробьенка?), никто не знает, что с ним делать?

...Американские боги. Боги, завезенные в Новый свет бесчисленными иммигрантами. Боги, рожденные индейскими племенами. Боги новых культов – телевидения, бизнеса, науки...
Царица Савская, подрабатывающая шлюхой на грязных улицах... Мать Войны Морриган, танцующая в ночном клубе... Анубис, заправляющий похоронной конторой в глухой провинции...
Американские боги начинают войну.



Таракана он оставил лежать, где был —из уважения к умершим





И все же, давным-давно, еще маленьким мальчиком, он читал одну историю: историю о путнике, который, поскользнувшись, упал в пропасть, на тропе его ждали тигры-людоеды, внизу —острые скалы; но ему удалось уцепиться за выступ и держаться за него изо всех сил. Возле него на выступе рос кустик земляники, а внизу и вверху ждала верная смерть. «Что ему делать теперь?» —спрашивалось в истории. А ответ был таков: «Есть землянику».



Литература позволяет нам проникнуть в сознание других людей, кажущееся нам иными мирами, и поглядеть на мир их глазами. А потом —в книге —мы останавливаемся прежде, чем умереть или мы умираем чужой смертью, а в мире за пределами романа переворачиваем страницу или закрываем книгу.

Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.

Символично, что самая безжалостная книга минувшего столетия была написана незадолго до его окончания, в 1986 году. Не менее символично, что она написана женщиной. Даже комичное сходство имени Аготы Кристоф с именем Агаты Кристи (тоже, кстати сказать, весьма безжалостной леди) вполне символично.
Агата всю жизнь выдумывала занимательные истории о меркантильных отравителях; Агота поступила проще: она попробовала пересказать жизнь «близко к тексту», писать правду и только правду. Ее истории занимательными не назовешь: они слишком правдивы), чтобы быть занимательными. В основу книги лег дневник, написанный братьями-близнецами Клаусом и Лукасом, но на протяжении романа братья сливаются в один персонаж, а повествование, и без того насыщенное жестокостью, страхом, дополняется еще и виной перед братом, реальным или, может быть, вымышленным...




Мы пишем: «Мы едим много орехов», а не любим орехи», потому что слово «любить» – это не надежное слово, ему не хватает точности и объективности. «Любить орехи» и «любить нашу Мать> – не одно и то же. Первое выражение обозначает приятный вкус во рту, а второе – чувство.


Он говорил, что идеальное место для сна – это могила какого-нибудь любимого человека.



—Не надо мне ваших фруктов, рыбы и молока! Все это я могу украсть. Я хочу, чтоб вы меня любили. Никто меня не любит. Даже моя мать. А я тоже никого не люблю. Ни мать, ни вас. Я вас ненавижу!

Изображение уменьшено. Щелкните, чтобы увидеть оригинал.

Старая еврейка, мадам Роза, берет на воспитание оставшегося сиротой арабского мальчика Момо. Так начинается драматическая история отношений между ними — отношений, настолько проникнутых любовью и теплотой, что это едва ли не начинает граничить с безумием…



Я очень надеюсь, что никогда не буду нормальным, доктор Кац, одни только сволочи завсегда нормальные.


В тот день, когда моя мать не сделала аборт, было совершено, я считаю, преступление против человечества.