Призраков приют.

Я недавно купил себе суккулент - аргиродерму, кажется, в общем, "живой камень", который разламывается пополам, а из него новый растет, который так же разламывается етс.
И жамкал я один из них, потому что прикольно щупать упругие кусочки, но недавно заметил, что как-то слишком легко жамкается.
Испугался. Посмотрел - на них были засохшие ранки, и они стали глубже из-за того, что я их тискал. Решил отрезать эти кусочки, вдруг заколосятся как каланхоэ. И что-то спилил один ножом, потом другой, и разревелся, потому что резались так легко, и я боялся, что сделал им больно, и так стыдно стало перед ними, в общем, чувствовал себя полным дерьмом.
А один из каланхоэ - который Гейнц - вчера вдруг как-то оооочень наклонился и чуть не лег, сейчас поставил палочки, будем наблюдать, наклонится ли обратно, ибо очень стремится к солнцу, а вчера было солнечно. А то уже чуть не начал себя проклинать за то, что дал ему это имя. Но, в конце концов, если растение может наклониться - значит, у него есть энергия или осмысленное действие, ну, или хотя бы инстинкты? Вот почему я боюсь им навредить.

Сначала я день отбыл в шкалке-зашкварке, а потом ходил в поликлинику.
И понял, чем же первое напрягает.
Взгляды. Суть в том, что на большинстве этажей вдоль окон (а на некоторых - и просто в коридоре) стоят лавочки/диванчики, а вдоль кабинетов свободная узкая дорожка. И если ты идешь в столовую/уборную/класс, все, кто сидит вдоль окон и на диванчиках пялятся.
Десятки взглядов скользят, слышно смешки, не очень понятно - в твой ли адрес. Казалось бы, все уже привыкли даже к волосам, но мне вечно чудятся насмешки, и я стараюсь забиться в угол, чтобы сесть скорее за судоку - непрерывно решаю их на переменах или неважных уроках, чтобы забить мысли в перерывах движения "по стелсу" за одноклассницами, когда не уверен, в каком кабинете следующий урок и тупо преследуя их.
Сегодня в столовой я сел за первый стол в одиночестве, но тут нагрянуло пять человек из одиннадцатого класса. Их лица не внушали безопасность - в основном из-за толстых бровей, сделанных домиком так, что скорее отпугивали. И они говорили друг с другом впятером, пока я пытался как можно скорее дожевать кусок пирога, чтобы вылететь из столовки к черту. Я видел, как они когда-то говорили обо мне, показывая пальцами.
А еще имя. Это чертово имя, звучащее по отношению к любой "...ле", кроме меня, естественно. Они отняли даже мое "Олич", как меня начали и в классе прошлом называть, и с друзьями. И вот теперь я слышу "...ля", "...лич" и подскакиваю, оборачиваясь, чтобы в лицо снова плюнули это ласковое "не тебе". Нет, серьезно, меня раза три по имени позвали. Похоже, надо попробовать внедрить кличку "Фриц", потому что действительно всю жизнь оборачиваешься и слышишь, что не тебе.
Другое дело - на улице. Там трудно чем-то выделиться, проще слиться со стенкой, а если чудится опасность - можно натянуть "маску террориста". Полная улица абсолютно безразличных ко мне людей. Если это не компании, конечно. Вот их я боюсь больше всего.
Пингвин-социофоб.

Я чувствовал, что что-то не так, когда шел к месту встречи. Так оно и было - в назначенное время Вадима еще не было, а Настин телефон сломался, но она сидела на нужной остановке. Тем временем я открыл вк, где Вадим написал, мол, а где и когда встречаемся?
Через пятнадцать минут после назначенной встречи, когда мы еще вчера это обсуждали. И ладно бы он отлистнул переписку на пять сообщений назад - нет, я ему объяснил, чувствуя, как подступает гнев. Начал почти орать, махали с Настей руками, и я начал выкрикивать слова одной французской песни, где персонаж пил очень много кофе и стал нервным, ВОТ ПРЯМ КАК Я В ТОТ МОМЕНТ
Тем временем время было 15:55, а квест начинался в 16:15, и я уже готов был признать неудачу и послать Вадима, после чего разойтись с Настей в разные стороны. Глаза пощипывало в "предслезном" ощущении, и мне хотелось кричать, но я просто взял их, и мы поехали, где я просто сказал ему "молись, чтобы мы успели". Вряд ли, конечно, действительно что-то ему сделал, но обиделся бы оооочень сильно. Мы опоздали на десять минут, так что поначалу было нестрашно. Я успокоился.
Всю технику оставили в шкафиках, нам дали мешки, чтобы надеть на голову, и повели в локацию. Шли цепочкой и в темноте из-за мешков, спотыкаясь по порожки. Далее нас пристегнули к батарее наручниками, после чего щелкнул замок, и мы сняли мешки.
Кирпичный гараж, дико старая машина, швабра на стене, номера автомобилей с названиями штатов, плакаты в стиле пин ап, плакаты о машинах. Большие автомобильные детали, штуки три снятых автомобильных дверей, бак с надписью "газолин", заднее сиденье, раковина.
Первым делом я нашел висящие на цепи через блок ключи, которые пришлось доставать шваброй, точнее, вытащить зацепленный за батарею крюк, после чего у нас получилось снять наручники, и они с грохотом приземлились на деревянный пол. Настя в одой из дверей (они полые внутри) нашла записку с надписью "5 окт", что, естественно, значило "пятое октября". Тем временем я обыскал остальные двери и подошел к раковине. Доска, на которой были вентили, снималась. Я вывернул их, и они опять же со звоном упали в раковину. На обратной стороне доски была приклеена двойка треф. На стене, кстати, была шестерка бубе. Тем временем за одним из номеров на стене был ящик, где лежали "документы" на машину и печать с засохшими чернилами, так что нельзя было сделать штамп. Я нашел под капотом ключ, а Настя - в бензобаке. В бардачке тоже были бумаги, но теперь с печатью.
Далее мучились с кодовыми замками - их было четыре, и мы долго тупили, ибо не получалось, а один из них надо было по красной линии открыть, мда.
В запертом багажнике оказался сундук, где лежала шкатулка с кодовым замком, ответом к которому были карты - на шкатулку были наклеены тузы в определенном порядке. В шкатулке лежали две фишки, напоминающие покерные - красная и зеленая. В центре каждой был магнит. Я вдруг вспомнил про кран - и вставил фишки в отверстия как для дисковода. И тут нечто очень громко щелкнуло. Мы долго тупили, прежде чем наконец поняли, что стена перед нами поворачивается. Я охренел, но был горд собой.
Помещение было кабаком. Ну, почти, был бильярдный стол (или для покера, было много цифр в кругах), барная стойка и сцена. И когда мы пытались понять механизм сцены, зашла тян, которая нас впустила - закончилось время. Мы прошли половину. Было немного обидно. Но очень круто.
Мы пошли к тц в центре и пошли в кафе, сеть которого постоянно посещаем, но в нашем районе. Ассортимент был не очень, все-таки раньше было больше, так что помимо обычной пиццы (она называется "Четыре сыра", но на Вадимовом др шла речь о Гитлере, и один парниша ляпнул "четыре фюрера", и это стало мемом) и "пивной тарелки" (она тоже была не очень в сравнение с Тарелкой у нас :с ) мы взяли по пироженке и напитку. Мы сжалились над Вадимом, у которого было мало денег, и уступили по кусочку наших тортиков. Глинтвейн был приятный, но не такой ядрененький, как маман делает, а кусочки яблок упорно пытались влезть в трубочку, когда я пил хдд
В общем, решили не ходить сюда больше (скатились, отписываюсь), с чем радостно пошли домой, пока я ел купленное в "тридцати трех пингвинах" мороженое. У них оно ооочень крутое, оправдывает свою цену, ибо я, например, еще не видел мороженого с лаймовым конфитюром или с тремя видами шоколада.
Потихоньку разошлись по домам, но, черт, это было просто офигенно. Хотим сходить второй раз и все же пройти до конца. Оно того стоит, так что если у вас тоже есть квесты - сходите. Это был наш первый, но мы точно попробуем еще раз.
Всем доброй ночи~ ♥

Давно чувствовал, что что-то не так.
Особенно когда начал слышать оттенки гоповского говора, участившийся мат и ссылки на то, "как с девчонками побухали".
Уже тогда я начинал понимать, что упускаю человека, но отгонял от себя мысль, что отношениям скоро настанет полный абзац.
Обговорены, вроде, запретные темы, это ведь нормально - с одним не обсуждаю политику, с другим феминизм.
Но одно "успокойся", как оказалось, может взбесить человека, чтобы он с пеной у рта доказывал, что вот прямо сейчас он абсолютли спокоен И на попытки доказать, что он не спокоен, и ему надо успокоиться, начинается новый виток истерики о том, как все достали со своим "успокойся". Для меня на этом моменте было уже ясно, что ничего не поделать, коли человек не хочет прислушаться к мнению большинства, ведь если вся рота идет в ногу, а кто-то один - не в ногу, то проблема, имхо, не всегда в роте.
В этот раз все началось с того, что я поправил орфографическую ошибку. Казалось бы, ничего страшного, можно принять к сведению или попросить больше не исправлять. Конфликт исчерпан.
Но вместо этого пошли обиды, "вот обязательно надо было исправить" (с), и я пытался как-то избежать ссоры, но, как говорит маман, случился Дэр Шкандаль, и, как оказалось, он не ошибся, а если и ошибся, то помощи моей не просил. И здесь я попытался улизнуть от конфликта, и снова понеслось о том, как достали вечные "успокойся" и "что такого в язвлении?". Не то, чтобы я себя уважал, лол, но мне не кажется, что нормально, когда один друг язвит другому, это не признак нормальных отношений, имхо.
И тут, как оказалось, я человека жизни учу с лета (поучаю), и его это достало.
А вот тут я растерялся. Да, я то еще моралфажище, и мои идеалы слишком завышены (как говорит маман, "крапивинский юноша"), однако, не отказываться же от своих принципов.
Я никогда не хотел выбирать между другом и чем-то еще, однако, наблюдая, как год эти отношения радостно катились к абзацу, слыша, что я уже не торт, я понимаю, что между неустойчивыми отношениями, на любом слове влекущими к ссоре, и моральными принципами и людьми, которых они устраивают, мне придется выбрать второе.
Осталось четыре человека. Настя, Вадим, Джон, Император.
Как-то нечестно получается, что я выздоравливаю, а люди не тянутся ко мне, а наоборот.
I'm outta this relations.

В который раз слышу, что говорю тоном надзирателя.
Одно движение лицевых мускулов. Нижняя челюсть становится чуть позади верхней, задние зубы ложатся друг на друга.
Неужели это стоит так дорого? Просто закрыть рот и дослушать, когда тебе говорят.
Мне к черту не сдалась эта задача, как и Насте - но мы сидим и ломаем головы, пытаясь адаптировать арифметическую прогрессию под второй класс. Сестра тем временем щебечет, а мы безуспешно пытаемся попросить помолчать, а потом срываемся на "заткнись", "захлопнись" и "завали хлебало". Я перестаю стесняться мата. Я не люблю мат, я стараюсь его не использовать, но что делать, когда ты просишь дать подумать, а получаешь хрен?
Почему нельзя просто поднять обратно свою челюсть и наконец послушать трех взрослых людей, которые, черт возьми, пляшут над твоей задачей с бубнами?
Я слышу слова о том, что я, видите ли, сестру не уважаю. Но уважает ли она меня, на каждое слово в моем монологе выплевывая еще десять?
Хочется схватить тот большой нож и снова одним легким движением рассечь руку до кровавого ручья, но я не могу просто так убить то, что держался полгода. От удара точилкой для ножей в виде металлической палки горит кожа, а под зубами снова это чувство сминаемых слоев мяса, заставляющее резко отпустить в испуге руку.
Как позавчера мой длинный монолог был зря, и пара шуток просто окунула меня с головой в дерьмо, так и сегодня. Будто не вылезаю из него вовсе.
Неужели так сложно молчать?

Мы с Императором играем в новую игрулю, которую я ему подарил. Как обычно, на английском.
Я периодически сам перевожу. Но чаще просто слушаю и смотрю, параллельно что-нибудь рисуя или складывая звездочки из бумаги.
Уже второй раз он с волнением спрашивает, все ли в порядке, потому что звук, с которым карандаш елозит по бумаге и столу, ему кажется чем-то вроде отдышки.
Он редко беспокоится обо мне (или просто не показывает). Но я чувствую, что, возможно, и наша с ним дружба станет глубже.
Это трогательно.

Периодически говорим с мамой об эпопее с укладыванием деда в дурдом. Ибо он и бабушку перестал узнавать и спрашивает "где моя жена? Как часто вы сюда приезжаете?", "отвезите меня к маме в Тулу". Мама достала все возможные препараты - даже те, что я нашел на улице, от шизофрении (вспомнил слова Гейнца "сожрал их, небось"). Она сказала, что если сойдет с ума или просто станет обузой, мы должны будем сдать ее в дурку. И что они с бабушкой договорились об эвтаназии. И я тоже должен. Мне хотелось плакать, потому что это казалось мне невозможным и бесчеловечным по отношению к маме. Да и вообще мысль о ее смерти вызывает слезы. Я все еще надеюсь, что изобретут лекарство от смерти. Неизбежность и ожидание даже ближайшего будущего угнетает.

Тем временем сегодня я сидел один на кухне несколько часов и неожиданно много читал. Окна открыл. Из света был только маленький бра, и из окна падал тот белый дневной свет. Капающая вода и серое небо навевали атмосферу лета и дождя. Лета, когда в квартире только ты. Которое так нужно.

Сегодня я назвал в честь Фюрера и Гейнца свои алоэ и каланхоэ.
Мама пошутила - мол, надо теперь алоэ честь отдавать?
Я, конечно, посмеялся, хотя это меня легонько задело.
Пришлось объяснять, кто это вообще, и почему я решил это сделать.
Не то, чтобы я считал Фюрера мертвым (хотя сегодня во сне это случилось, и я проснулся с тяжелыми чувствами), как Гейнца, но все равно мне нужно было иметь нечто, связанное с ним.
Нечто чуть более фигурки поняшки на полке.

Вчера мы с Настей пошли гулять. Я попробовал позвать Вадима, но моя смс была проигнорирована.
Я боюсь, что после того, как он дважды видел меня плачущим, его отношение ко мне ухудшилось.
Последнее, что он сказал мне - "можно вопрос?". Я мандражирую по этому поводу, ведь я сказал, что можно, а вопроса-то так и не получил.
Наверное, он пытается изолироваться от меня. Настя говорит не принимать на свой счет.
В общем, пошли мы на заброшки, да. Пока шли до девятиэтажки, случайно наткнулись на еще пару. Зашли внутрь. Явно лет двадцать было этому коридору, заставленному хламом. На какой-то тумбочке/полке стоял флакон духов, который я скоммуниздил в качестве хабара.
К этому дому был пристроен еще второй, но на нем стояла новая металлическая дверь, так что мы поспешили удалиться.
Наконец пришли к девятиэтажке.
Но как только мы зашли, на нас выскочили собаки и начали лаять. Я начал лаять и топать в ответ, сдерживаясь, потому что не хотел пугать Настю и теоретически живущих бомжей (которых не было).
В итоге они успокоились, и мы просто пошли дальше.
Из вещей интересного был только листок с планом ремонта. Больше хабара не было. Но есть фотки.
С Вадимом, конечно, было гораздо спокойнее. На втором этаже нам послышался стук. Видимо, что-то упало. Но мы испугались и не пошли открывать последнюю дверь, поэтому пошли выше. Признаков недавней жизни не было, так что никого здесь быть не должно. Мы нашли несколько баллонов с краской. Пустых. И выковыривали для Насти шарики из них. Попались не только металлические, но и два стеклянных, которые Настя отдала мне в коллекцию (которую я дома искал хз сколько).
В итоге нафоткался, и мы пошли в соседний дом.
На него смотреть было более жутко. Он сгорел. И было видно, что бурлящая в нем жизнь вдруг остановилась. Всюду был мусор, горелые доски, двери. Было тесновато. И трудно понять, как и куда пройти, например, на второй этаж. На стенах санузла (?) осталась плитка. Решили взять Вадима потом и летом осмотреть. Хотя ему вряд ли захочется.
В третий дом решили не ходить, ибо он был маленький. Меня напрягло маленькое пространство. Опять же, лучше позже сходить.
Мы поднялись по улице и вдруг нашли мне желанный цветочек-суккулент. Сняли денег с карточек и купили мне мою прелесть, которую я завернул в два пакета и укутал в толстовку.
Ноги, кстати, промокли насквозь. Я ходил в маминых унтах, которые вдруг оказались замшевыми и промокали насквозь. А я думал, что полноценные сапоги, лол.
В итоге принесли детеныша домой, попили чайку, и мама поехала в магазин, по пути подбросив Настю до дома.

Вчера строились в шеренгу для перед обж, и параллельный класс пришел и сказал, что у нас карантин до восьмого числа.
Я испуганно дернулся, когда коридор сотрясся от крика "да" в исполнении всех моих одноклассников.
Я сначала всерьез не воспринял, но потом уже зашли завучи с директрисой-крысой и сказали не приходить в школу раньше девятого числа. Я тут же договорился с Настей пойти сегодня на заброшку за хабаром и радостно поскакал домой, держась на дистанции от одноклассников. Когда на русском со мной села тян, ей сказали "мы с тобой потом поговорим", и я слегка мандражировал, хотя знал, что мне вряд ли что-то угрожает, но меня это все равно напрягает.
Еще полторы недели каникул, господи, да.